Тихомиров Ю.А.: Читающих и думающих людей нужно формировать

Интервью с Юрием АлександровичемТихомировым (д.ю.н., профессор, заслуженный деятель науки РФ, заместитель заведующий Центром публично-правовых исследований Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, член корреспондент Международной академии сравнительного права, член научно-консультативных советов и комиссий при Президенте РФ, Государственной Думе РФ, Министерстве юстиции РФ, Верховном Суде РФ, Генеральной Прокуратуре РФ, член редколлегий журналов «Журнал российского права», «Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения», «Правоведение», «Законы России», «Право Украины»

Юрий Александрович, Вы родились  в  1931 году и росли в тяжелое время. Какие  у Вас  были мечты относительно будущей профессии, да и, вообще, жизни?

Да, 30-е годы были сложные для страны, для каждого из нас. Будучи маленьким, хотелось, конечно, быть военным человеком: танкисты были популярны, кавалеристы, это еще были отголоски событий времен гражданской войны.

Военные годы, конечно, очень сложно были восприняты. В первые месяцы войны я с матерью попал под бомбежку в Москве. Застал бомбежку, причем одну бомбежку провели на рельсах станции метро «Площадь революции», где были покрытия из фанеры и досок для того, чтобы люди могли ночевать. А когда мы вернулись на Арбат (я всегда жил на Старом Арбате), то бомба разбила Театр Вахтангова до основания. Убило всех, даже тех, кто были в убежище. В нашем доме, находящемся в соседнем переулке, вылетели все стекла. Я запомнил первые месяцы войны.

В годы войны мы были с матерью в эвакуации в Башкирии. Там, конечно, мальчики играли только в войну, разумеется. Из досок делали пистолеты и ружья. Других мечтаний не было, потому что все было связано с текущими событиями, очень горькими и тяжелыми.

А чему Вас научило детство?

Это школа жизни, оно закаливало характер. Приходилось в 10-11 лет целыми сутками быть одному, потому что мама работала далеко, на военном заводе.

После войны я продолжил учиться в школе, там меня,  конечно, захватила стихия футбола. Мне казалось, что это моя радость жизни. И шахматы – другое направление моих увлечений.

Где-то в 8-9 классах я был записан в шахматный клуб общества «Динамо». Ездил на стадион «Динамо», играл в каких-то турнирах, получал разряды, пока не запустил школу, и папа меня оттуда изъял.

И футбол. Вот это кстати, для истории интересно. Поскольку морозы тогда в Москве были очень сильные, то мы ходили на лед Москва-реки между Бородинским мостом и Метромостом и там играли в футбол. Морозы  минус 25 градусов: мы в телогрейках, ушанках и валенках. Надували одну камеру в камеру, находящуюся внутри другой. На морозе она застывала и становилась каменной. Вот это было единственное такое упоение. Поэтому школьные годы были связаны и с зимним футболом на Москве-реке. Сейчас это, конечно, выглядит странным...

Да уж, футбол на льду это, действительно, странно. Тогда футбольный мяч вообще был роскошью.

Да, не было их, конечно, после войны. Какие мячи? Помню, как мы ходили смотреть на тренировки футболистов и слушали стук настоящих мячей. Это было очень интересно. Вот такие вот годы…

Что на Вас в детстве произвело наибольшее впечатление? Может быть был какой-то эпизод, момент или событие?

Моего дядю, который тогда был студентом СТАНКИНа, НКВД забрало в тюрьму. Это был 1937 год. Запечатлелось это потому, что мама была в отчаянии и упала на пол от такого ужаса. Вот это осталось в памяти. Это очень горько.

Дядя был студентом, сидел какое-то время в Бутырской тюрьме, но, видимо, недолго. Следователь ему сообщил: «Мы ошиблись. Твоя фамилия, имя, отчество и зоны жизни совпадают с тем, кого мы искали, но только тому 52 года, а тебе 21. Беги домой». И он побежал домой: в носках, без ремня. Вот от этого осталось сильное впечатление, конечно.

Хорошо, что все так закончилось.

Ошибка трагическая.

Хорошо, что исправили ошибку, а то, мало ли что, тогда ошибок много совершали. Вы помните, как заработали свои первые деньги?

Нет, что-то не припомню. Тогда это было практически невозможно. После школы я поступил на юрфак МГУ и, по сути там была только учеба, спорт и ничего больше не было. Я занимался активно футболом и хоккеем. Тогда подработок не было, но некоторые студенты ходили на разгрузку картофеля. Мой двоюродный брат снимался в ночных массовках на Мосфильме за 5 рублей, но  у меня не было такой практики.

А когда Вы решили поступать на юридический факультет?

Это было абсолютно случайно. Отец мой – человек очень строгих нравов, такой настоящий большевик, той старой закалки. Он считал, что мне надо идти на физтех, а у меня эти предметы были плохо освоены в школе. Несмотря на мои робкие возражения, он попросил меня пойти на день открытых дверей на физтех МГУ. Я отправился туда, но по закону случайности, на углу улицы Герцена (там клуб МГУ был тогда, сейчас там церковь Святой  Татьяны) встречаю у дверей клуба своего школьного товарища, который на год раньше меня окончил школу. Он уже был студентом 2 курса юрфака МГУ.

- Ты куда идешь?

- На физтех.

- Ой, приходи лучше к нам.

- А что у вас такого?

- У нас юристы, криминология… Ты знаешь, что криминологи занимаются розыском преступников, расследованием преступлений?

Странно, я склонился пойти, хотя в конце школы я был очень близок с семьей крупного писателя Эйдельмана Натан Яковлевича. Он меня готовил к исторической карьере.

Мне были интересны дипломатические занятия и историческая наука, но вдруг мой школьный товарищ говорит: «Приходи к нам». Я часа 4 был на дне открытых дверей юрфака. Пришел домой в восторге и сказал родителям, что мне там очень понравилось, что там есть наука криминология, где изучают, как отыскать преступника, в общем, все, что было юноше интересно.

Отец не был абсолютно беспощаден в своих жестких оценках. Он пригласил друга семьи, старого юриста Павла Николаевича Адковского. Тот тоже начал меня отговаривать: специальность юриста сейчас непопулярна, отношение в обществе к ней скептическое. Но, несмотря на это, я все-таки решился, и это оказалось счастливым выбором.

Я очень рад тому, что волей случая попал в эту сферу. Она моя, я по натуре такой. За все эти долгие годы я, пожалуй, почти все жанры правой работы испытал. Работал преимущественно в научных институтах. У меня в карьере 2 крупных научных института: это Институт государства и права (далее – ИГиП РАН), где я прошел путь от аспиранта до зам. Директора и Институт законодательства и сравнительного правоведения (далее – ИЗиСП), где я уже 26 лет, 21 год был первым зам. Директора, и 4 года работал в Академии народного хозяйства при Совете министров СССР, это 1985-1989 гг., где я был заведующим кафедры права и психологии управления. Я очень рад тому, что случай  помог мне найти свою линию развития

Если немного пофантазировать и представить, что юриспруденцию запретили бы как профессию, стали бы, наверное, историком?

Скорее всего да, под влиянием Эйдельмана. Он потом стал известным писателем, у него много потрясающих романов. Он рассказчик, вел много семинаров в жанре устного рассказа. Скорее всего, я пошел бы на истфак, на дипломатическое поприще едва ли. По натуре я гуманитарий.

Помимо профессии юриста и историка, какие профессии Вам кажутся наиболее  привлекательными?

Очень люблю театр. Все что связано  с театром, это моя давняя любовь: и драматургия, и режиссура, и актерская работа. Театр я неплохо знаю, потому что все годы активно знакомлюсь с театральным постановками.

В этой связи  хочу привести одну Вашу интересную цитату: «Важен культурологический аспект права, поскольку именно культура служит «кодом» исторического опыта и характеристикой уклада жизни. Здесь предстоит много осваивать. Нужно в полной мере учитывать влияние на сознание и поведение людей такого регулятора как религия». Т.е. по Вашему право, культура и религия находятся в тесной взаимосвязи?

Конечно, потому что юридическая наука изучает поведение человека в правовой сфере, а поведение человека связано с его ценностями, с его взглядами, с уровнем его сознания, которое зависит в немалой степени от уровня культурного развития, от того, насколько человек интеллектуально развит, насколько он чуток в нравственном отношении. Поэтому связь, конечно, очень тесная.

В последнее время стараюсь в научном плане прорабатывать этот аспект с молодыми коллегами. На последней международной конференции молодых ученых-юристов мы  представляли разные модели реализации будущего закона о культуре и пытались, как раз, найти эти связи, которые касаются не только компетенции органов разных уровней в сфере культуры, но и статуса учреждения культуры, самореализацией гражданином своих прав в этой сфере, проявлением гражданских инициатив и т д. Так что это линия очень важна.

Сфера культуры, конечно, многолика и сейчас приносит очень большую пользу для научных исследований, для практической работы.

К сожалению, сейчас люди очень мало читают, компенсацией служит интернет, но, разумеется, это все обрывки, какие-то скороспелки. Читающих и думающих людей нужно формировать, это то, что дает связь правовой науки, правовой мысли со сферой культуры.

Помимо культуры Вы еще говорите и о религии, как важном регуляторе.

Да, я объективно оцениваю роль религии. Хотя я и неверующий человек: в моей семье не было принято поклонения перед религией, и это понятно, ведь то было поколение атеистов. В последние годы я стал признавать роль религиозного сознания и тяготения людей, но только тех, кто искренне тянется в эту сферу, а не ради каких-то внешних атрибутов.

Конечно, религиозное сознание существенно влияет на формирование правосознания, и обратно - влияние правосознания на сознание религиозного человека. Это различение добра и зла, допустимого и запретного и т.д. Поэтому, в принципе, влияние религии ощутимо. Тем более, что в нашем законодательстве эти следы религиозного влияния приходится учитывать: страна многонациональная, с разными конфессиями. Люди одну норму закона воспринимают по-разному, будучи приверженцами христианства или мусульманских догматов. Конечно, это важно.

В связи с этим, нельзя не вспомнить о противостоянии позитивного и естественного права. Вы не позитивист, как я понимаю…

Нет, как  раз, наоборот, я позитивист. Я очень ценю действующее право, нормативные регуляторы. Естественное право имеет немножко другие источники, оно предполагает нечто, заданное жизнью человека с еще исторических высот.

Да. Традиции, обычаи, порождаемые, в том числе, религией…

Да-да, но я нормативист. Вся моя карьера связана с деятельностью в центральных научных учреждениях, которые были втянуты в эту сферу деятельности. Понятно, что ИГиП РАН был этим занят, также как и ИЗиСП, это естественно. Поэтому я, конечно, нормативист, но я вижу разные грани права. В частности, связь с религией и культурой бесспорна, конечно.

Одно из Ваших известных высказываний: «Публичное право все чаще проникает в материю частного права». Как считаете, сегодня публичное право в нашей стране имеет более сильное влияние? И можно ли вообще говорить о победе одного над другим?

Исторически, конечно, институты публичного права в нашей стране были сильнее развиты. В условиях монархизма это было заметно, это была такая традиция. В эпоху советской власти это были крылатые слова Ленина: «Ничего частного не признаем», сплошное огосударствление, и это было так.

Но вот последние, по сути, четверть века, принцип верховенства права утверждается, и признается различение права публичного и частного. У меня есть две большие книги о современном публичном праве: одна 1995 года, вторая, по-моему, 2010 года.

Они меняются местами, это две большие сферы регуляции. Где-то, в трудной ситуации, большую пользу дает метод жесткого публичного регулирования. Где-то, в условиях спокойного нормального развития, больше допустима децентрализация и саморегулирование, здесь частным методом воздействуют. Так что они меняются местами. Есть, конечно, классические сферы. Никогда сфера обороны не выйдет из сферы публичного права и никогда не будет в сфере частного права.

Ну а Вы-то сами, какого придерживайтесь вектора дальнейшего движения? Потому что нынешнее время, время капитализма, связанное с либерализацией и европейским влиянием на нашу страну, где сильно развиты институты частного права...

Конечно, европейское право построено на этом.

Как нам быть сейчас? Исторически, публичное право всегда у нас превалировало над частным…

Я бы не стал так говорить. У нас после 1990 года настолько активно частное регулирование стало выступать, что вообще все публичное отошло в сторону. Поэтому мы потеряли нити государственного управления, стали недооценивать государственные функции и многое другое.

Потом стали выправлять, у нас недавно появился интересный закон о стратегическом планировании, появился закон о промышленной политике. Это, конечно, проявление публичного регулирования, но их противостояние не означает, что они борются до исчерпания своих ресурсов. Это, по сути, две взаимодействующие сферы регулирования, где-то отступает одна и более применима вторая, где-то - наоборот. Происходят своеобразные нормативные рокировки.

Да, конечно. Нужно учитывать политико-экономические аспекты. Был социализм, стал капитализм…

Сказать, что у нас чистый капитализм, очень трудно. У нас осталось еще очень много институтов социалистического строя, есть какой-то коллективизм и еще кое-что...

Потом, возрождаются институты планирования, централизованного управления.

Я думаю, что движение двух сфер регулирования (публичного и частного), будет всегда очень подвижным, при том, что у них останутся исключительные сферы. Допустим, в сфере культуры очень большой удельный вес имеет частное регулирование: правила гражданина пользоваться достижениями культуры, самореализация своих прав и способностей. Это такая сторона, где доля публичного должна быть сдержанной.

Но есть сферы, где нужно усиливать императивное регулирование. потому что, скажем, проблемы тарифов и цен должны разумно решаться и не слишком сжимать инициативу граждан, среднего и малого бизнеса. Это очень тонкий баланс и его нужно находить. Перекосы не нужны.

Соответственно, противостояние это будет вечным.

Я думаю, да. И взаимодействие, и противостояние.

Если можно так выразиться, из под Вашего крыла выпорхнуло большое количество юристов с научными степенями. Спасибо Вам за это. В связи с этим, такой непраздный вопрос. Как нужно преподавать право сегодня?

Вы знаете, я наблюдал систему преподавания в советских ВУЗах, когда сам проходил обучение на юрфаке Московского университета. Тогда была классическая система: лекции и семинары.

В последние 2 десятилетия к ним добавились другие формы работы: круглые столы, деловые игры, проблемные семинары, которые я, кстати, очень люблю проводить среди студентов и аспирантов в разных университетах. Но этого недостаточно, потому что догматизация образования налицо, здесь нет той гибкости, которая необходима. Слишком жестко влияет программа, слишком жестко преподаватели связаны стандартами, и они в силу большой перегрузки не успевают использовать какие-то новые материалы и новые методы образования.

Когда я преподавал на юрфаке Высшей школы экономики, то вместо семинаров проводил мозговые атаки: мы со студентами инициативно готовили проект федерального закона об административных процедурах. Для меня и для них это заменяло традиционный семинар. Им нравилась такая творческо-практическая работа.

Поэтому, гибкость, конечно, должна быть. Студентов нужно толкать на решение необычных задач, подготовку проектов законов, втягивать их в область правоприменения. Во всяком случае, искать какие-то необычные правовые решения в сфере прогнозирования, потому что это важно.

Цивилистическая наука, на Ваш взгляд, фундаментальная или прикладная?

Конечно, я думаю, что 2-е фундаментальных науки, которые исторически идут – уголовное право и гражданское право. Они положили начало дихотомии на частное и публичное, которое идет со времен Рима.

Думаю, что гражданское право - это наука фундаментальная, и она создана столетиями не только со времен римского права. Известный кодекс Наполеона, который имеет во Франции 100 с лишним переизданий и обновлений. В нем кроме традиционных норм законодательства, есть решения международных и конституционных структур. Поэтому, это не просто такой традиционный акт.

Наверное, если бы вместе с нами сейчас был Евгений Алексеевич Суханов, он бы с Вами не согласился. Он придерживается противоположной позиции и считает, что цивилистика – прикладная наука.

Ну, я его аргументы не разбираю, но мне кажется, что все-таки это соответствует 2-ум главным сферам регулирования: уголовное право, а рядом с ним административное право. Они очерчивают ту сферу, где публичный интерес преобладает. Публичный интерес надо защищать не только в интересах общества, государства, региона или какой-то отрасли, но и в интересах каждого человека.

Вот проблема климата, кстати, это проблема универсальная. Здесь публичная регуляция должна быть, потому что каждый рассчитывает иметь здоровую природную среду. А цивилистика в этом смысле создает плотное регулирование тех отношений, где все зависит от выбора человека, его свободных решений. Касается ли это торговых дел, касается ли это поведения в семейной жизни, в каких-то личных отношениях и т.д. Это исконная основа человеческого бытия. Поэтому думаю, что Суханов в порыве раздражительности, наверное, приуменьшил роль фундаментальности гражданского права.

Ну, не знаю, об этом можно только догадываться.

В контексте разговора о правовой культуре, хотел отметить одну интересную Вашу цитату. В марте 2014 года, выступая с лекцией в Государственной Думе, Вы сказали: «В нашем законодательстве сильнее могут применяться нормы стимулирующие, поощряющие». Получается, «пряников» больше, - «кнутов» меньше? Не могли бы Вы подробнее рассказать об этом.

Суть этого тезиса сводится к тому, что обычно в законодательстве усиливается удельный вес наказательных норм, рассчитанных на то, что человек будет действовать правомерно под страхом наказания, но как показывает исторический опыт, это далеко не так. Человек всегда находит какое-то поле для своей самодеятельности: он прячется, обходит, возникают неформальные правовые отношения. Поэтому стимулирование должно быть очень существенным.

Например, в сфере трудовых отношений оно существует, а вот в сфере экологии… Скажем, если предприятие вводит в строй очистные сооружения, которые уменьшают выброс вредных веществ в 10-ки раз, то нужно снижать для него налоговую нагрузку, еще какие-то поощрения вводить, тарифы, к примеру. Это можно увидеть и в сфере административного права и экологического, и трудового. В сфере образования это тоже очень важно.

У нас Кодекс об административных правонарушениях (далее – КоАП) выглядит очень мощным. За последние годы объем его статей вырос в 4 с лишним раза за счет дробных составов правонарушений.

Если все больше ограничивать поле свободной деятельности человека, то мы не добьемся повышения уровня правомерного поведения. Чем выше будет объем правомерно поведения, тем меньше будет объем неправомерного поведения. Такая вот корреляция должна быть. Стимулирование и поощрение должны быть более широко представлены среди норм законодательства, пока этого нет. Мы в институте отмечаем эту тенденцию и считаем, что она должны быть изменена.

Да, такого пока не наблюдается. Это интересно и, наверное, могло бы дать определенный прорыв.

Хотел задать вопрос личного характера. Если бы Вы могли изменить в себе что-то одно, что бы это было?

Я бы подтянул знание иностранных языков. В далекие годы я свободно владел английским языком, но потом, будучи увлеченным текущими делами (командировками, полевыми исследованиями), я забросил английский язык, и, к сожалению, потерял качества человека, свободно говорящего и читающего. Вот это нужно было бы исправить давно, но сейчас тоже еще время осталось для этого.

Конечно. Т.е., из языков хотели бы освоить именно английский?

Да, потому что я его изучал раньше. Я когда-то работал в штабе английской делегации на первом международном молодежном фестивале студентов в 1957 году и возил на экскурсию английских студентов. В автобусе было 50-60 студентов и я один свободно с ними общался. Но потом растерял это все и, когда через несколько лет был в Англии, чувствовал себя довольно беспомощным. Вот это надо было изменить давно.

Практика в этом деле очень важна, как впрочем, и во всем остальном.

Да.

А чем увлекаетесь помимо театра?

В последнее десятилетие интересна мемуарная литература о Наполеоне, Иване Грозном. Много путешествую по стране и за рубежом.

Прошлой зимой был в интересном путешествии по Рейну. Объехал 7-8 стран и был рад тому, что в Германии в программе было посещение города Трир, родины Карла Маркса. Я разыскал дом, где он родился, встал на колено перед фигурой Маркса, которая была там представлена.

Также мне интересна историческая часть нашей страны. Последние годы я намеренно много ездил по стране: Псков, Новгород, Плес, Кострома, Коломна. Этим летом был 5 дней в Тарусе. Мне интересна русская старина и истоки русского мышления. Это меня захватывает.

Театр по-прежнему. Стараюсь постоянно быть более менее в курсе театральных новинок.

Есть ли у Вас какая-то одна любимая книга?

Нет.

Я знаю, что недавно вышла Ваша новая книга «Право: прогнозы и риски». К сожалению, пока не удалось с ней познакомиться. А какая последняя интересная книга, которую держали в руках?

Юридическая?

Да.

Я очень ценю книгу покойного Мальцева Геннадия Васильевича, моего близкого товарища, «Социальные основания права». Книга 2007 года. Очень сильная книга по теории права.

Небольшая книжка была у профессора Баранова «Теневое право». Он рассказывает, что наряду с формальным правом есть теневое право.

С удовольствием читаю книги Михаила Николаевича Марченко. У него много интересных работ в сфере сравнительного правоведения. Ну вот, это, если из последнего.

А из художественной литературы?

Одна из последних, - обработанная книга записок Наполеона, где он анализирует почему проиграл войну с Россией. Кстати, в книге «Право: прогнозы и риски» я этот эпизод, кажется, привел. Он подробно рассказывает примерно о 15-20 причинах проигрыша войны. Он писал это в последние моменты жизни, когда был в ссылке.

И какая была главная причина поражения?

Как мне показалось, среди причин проигрыша Наполеон называет не столько военные поражения: где-то, к примеру, маршал его неправильно поступил, там он неправильно пошел в поход… Известно, под Ватерлоо его корпус Блююхера подвел и т.д.

У него много самокритичных оценок, связанных с плохой подготовкой к войне: он плохо изучил русские дороги, не обеспечил запасы фуража для коней, не закупил в достатке продовольствия. Все это очень любопытно. Военный просчет он отмечает, но вот эти просчеты мне запомнились больше. Есть даже такая интересная деталь, связанная с тем, что он в год похода не придал особого значения известиям о неурожае в Литве, а там он закупал продовольствие. Вот, судьба наказала.

В войне мелочей не бывает.

Да-да.

Знаю, что Вы являетесь иностранным членом редсовета журнала «Право Украины». Как сейчас идет сотрудничество с этим журналом?

Сейчас, нет. Последние полтора-два года они приостановили все контакты: и общие, и личные. Мне звонили мои коллеги раза 2, и я им звонил, но сейчас связь прервалась. Мне бы очень хотелось, чтобы все было восстановлено, потому что наука должна развиваться, но, к сожалению, пока это невозможно.

В прошлом году к нам на конференцию приезжал украинский профессор, он вел себя довольно заносчиво. В конце прошлого года у меня было предложение поехать в Киев на конференцию, но я не поехал, потому что это, видимо, было бы просто неуместно. В ситуации, когда Россия получает такую жесткую оценку, находиться среди коллег очень трудно.

Скорее бы уже это все закончилось.

Да. Но, к сожалению, даже сегодняшний день (Прим. ред.  – разговор проходил 26.08.2015) показал, что все опять идет к обострению и ужесточению. Это очень горько.

Главное, чтобы не началась война.

Сегодня рано утром слышал, что опять украинцы на подходе, приготовили армию: 100 000 людей, 500 танков, уже подогнали.

Да?

Да, я когда услышал эту цифру, это просто ошеломило.

Когда Вы сказали об огромном количестве поправок в КоАП, я вспомнил одну Вашу цитату: «Тогда (30 лет назад) нормативных актов было мало – сотни за полстолетия. Сейчас 5000 за 20 лет, между тем в Белоруссии за 20 лет было принято меньше законов - 1620». Вы не пытались найти ответ на вопрос, почему у нас не такой подход как у белорусов, которые очень дружественны и близки нам как географически, так и исторически, и ментально.

Я знаю состояние образования и юридической науки в Белоруссии, потому что часто там бываю в командировках, выступаю и отдыхал там несколько последних лет. Российское и белорусское законодательство довольно сходно, потом что у нас общие источники, мы работаем как тесные партнеры . Где-то у них работа идет более ритмично и не растягивается подготовка проектов как у нас.

Приведу один пример. Проект федерального закона о нормативно правовых актах ИЗиСП готовит в течение 22 лет. Он проходил первое чтение, но никак не может быть доведен до последней финишной черты. Белорусы такой акт приняли много лет тому назад, они уже успели обновить его несколько раз. А наша задержка приводит к тому, что в правовой системе отсутствует такой базовый системный правовой акт. Поэтому тут белорусы для нас хороший пример.

Юридическое образование у них довольно строго организовано. Я был на лекциях на юрфаке Белорусского университете, и сам выступал перед студентами. Студенты любознательные, очень аккуратные, не расхлябанные. Мне это понравилось.

Образование у них сходное, примерно тот же набор дисциплин: конституционное, административное, гражданское право. Довольно типично.

Наука развивается довольно неплохо, я бы сказал. Но она сильнее идет, пожалуй, в сфере публичного права – конституционное право, административное и уголовное. Белоруссия - это страна строгой организации и, поэтому, у них, что называется цивилистикой, развито неплохо, но намного меньше, чем у нас. Это специфика современного развития. У них удельный вес госсектора довольно большой, по-моему, где-то за 80 %, наверное. Тогда как у нас он уже давно меньше 10-ти. Так что есть сходства и различия.

Интересно. У них, наверное, нет борьбы взглядов сторонников пандектистики и англосаксонской системы права?

Я не замечал. У них очень консолидированные позиции, довольно единообразные. Так что нет той остроты дискуссий, которые бывают у нас.

Одно время слышал, что они хотели ввести ответственность за тунеядство, как в Советском Союзе. Со стороны складывается ощущение, что они берегут юридическое наследие и в большей степени пытаются использовать советские достижения науки, нежели мы.

Да, это бесспорно, и в укладе жизни, и в традициях. Они сохранили те институты советского уклада жизни, которые им кажутся целесообразными. Это верно.

Хотел задать еще такой вопрос, связанный с увлечениями, со свободным временем, которого, наверное, у Вас не так много, но все же. Про литературу спросил, а про кино нет. Есть ли у Вас любимый фильм?

Нет. Из фильмов я считаю очень сильным фильм Рязанова «Вокзал для двоих». Рязановские фильмы очень сильные, освещающие глубину людских отношений.

Если вернуться к спорту. Вы сказали, что очень любили футбол, но и сейчас, наверное, любите, как зритель. За какую команду болеете?

Все годы, что я помню, с послевоенных времен, болею за московский “Спартак”. Причем, я помню все поколения. Поколения сборной помню хорошо. Этой команде никогда не изменял, даже, когда Спартак падал вниз, вылетал во вторую группу. Сейчас футбол смотрю по-прежнему с удовольствием, но с меньшим увлечением, чем раньше.

Хоккей меньше удается смотреть, потому что глаза не улавливают шайбу так как это нужно.

Как считаете, нынешний футбол лучше, чем был тогда? Или то время и сегодняшнее некорректно сравнивать?

Тогда была другая манера игры. Я застал тех футболистов, которых считаю великими: Бобров, Федотов, Демин, Гринин, Николаев, Сальников. Это была плеяда самоотверженных игроков, которые играли на полную мощность. Не было такого, как сейчас: наши футболисты отбывают время. Бывает смотришь, еле бегают.

Я приведу такое воспоминание Никиты Симоняна, он жив еще, это центр форвард “Спартака”. Он как-то сказал, лет 8-10 назад в газете писали, что в “Спартаке” три сезона играл в бутсах с рваной подошвой , которую подвязывал бечевочкой. А у наших мальчиков этих видов бутс десятки, но если Симонян забивал за сезон 30-32 мяча, то мальчик забивает в своих голландских бутсах супер класса от силы 7-10 мячей. Вот тогда класс был: старание, патриотизм, усердие, мастерство. Неслучайно мы в те годы обыгрывали английские команды. “Динамо” в 1945 году ездило в Англию и из 4-ех игр, по-моему, 2-е выиграло и  2-е сыграло в ничью. Это феноменально. Были чемпионами Европы в 1960 году. Мы давно уже близко не подходим к таким результатам.

Тут денежный кумир, конечно: мальчики бегают за деньгами, плачутся, кому-то не доплатили 2 000 000. Все это неприятно.

Да, не спорт это, конечно. А каким европейским командам симпатизируете?

“Баварии”, конечно. Она мне очень нравится своей слаженностью. “Реал” тоже хорош.

Юрий Александрович, понимая Вашу занятость, воздержусь от многих других вопросов. Оставим их на следующий раз. Спасибо, что уделили время. Здоровья Вам и успехов в Вашей деятельности.

 

Беседовал заместитель главного редактора журнала "#АЮРМосква" - Варушкин Н.А.

 

В интервью использовались материалы информационного портала "Право.ru", федерального образовательного портала "Экономика.Социология.Менеджмент" и официального сайта Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ