Право на справедливое судебное разбирательство законодательно закреплено в Конституциях большинства стран. О нем же говорится в ст. 6 Европейской Конвенции. Тем не менее, не всегда право на справедливое судебное разбирательство реализуется должным образом на практике, в том числе и с учетом применения правовой доктрины, и, несмотря на то, что справедливое судебное разбирательство является основополагающим правовым принципом, признаваемым как доктриной верховенства права, так и доктриной правового государства.

Россия является правовым государством. В российском государстве утверждается верховенство права. В России, как и во всем цивилизованном мире, каждый гражданин имеет право на справедливое судебное разбирательство и это касается абсолютно всех отраслей права.

В России юридическое понятие «верховенство права» появилось благодаря новой Конституции 1993 года. Правовой основой судебного применения норм международного права и международных договоров Российской Федерации является ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, где признается непосредственное действие международных договоров. Впоследствии, ратифицировав в 1998 году Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, которая стала своего рода субсидиарным набором критериев конституционности всех законов в России, упоминаемое в ее текст понятие «верховенство права» попало в правовой оборот России.

Однако существует проблема определения сущности и понятия терминологии «верховенства права» с понятиями «правового государства» и «верховенства закона».

Так, легального и четкого определения термина «верховенство права» не существует по настоящее время. Более того, в различных документах верховенство права  названо идеей, идеалом, ценностью, принципом, в научных исследованиях используются также термины «концепция» и «доктрина». Видимо, в зависимости от ситуации и в связи с тем, какое место занимает верховенство права среди устоев общества той или иной страны, это положение может иметь разный характер.

В свою очередь, в 2004 году  общее определение понятия «верховенство права» было дано в докладе бывшего Генерального секретаря ООН Кофи Аннана о том, что «верховенство права» относится к принципу управления, в котором все люди, учреждения и органы, публичные и частные, в том числе и само государство, подотчетны на основании законов, которые принимаются публично, исполняются на равной основе и рассматриваются в рамках независимого судопроизводства, и которые соответствуют международным нормам и стандартам в сфере прав человека»»[1].

 В 2011 г. группа членов Европейской комиссии за демократию через право (Венецианской комиссии) подготовила доклад о верховенстве права, в котором указала, что «верховенство права само по себе является неотъемлемой частью любого демократического общества, и само понятие верховенства права требует, чтобы все официальные лица относились к любому человеку с уважением его достоинства, соблюдая принцип равенства, рационально и на основе права, а также, чтобы у каждого была возможность обжаловать любые решения в независимых и беспристрастных судах, если эти решения являются незаконными. Само судебное разбирательство должно быть справедливым. Таким образом, верховенство права ориентировано на осуществление власти и отношения между отдельным человеком и государством»[2]. 

Также существует мнение представителя юридического сообщества Украины, правозащитника Мучник А. Г., что верховенство права, представляет собой правовую доктрину, согласно которой никто не может быть выше закона, все равны перед законом, и никто не может быть наказан государством иначе как за нарушение закона и в установленном законом порядке. Правовая доктрина верховенства закона означает, что все подзаконные акты и акты правоприменения подчиняются закону. В естественно-правовых теориях, верховенство права также включает в себя требование, чтобы все нормативные правовые акты (в том числе, конституция и законодательство) и вся деятельность государственной власти были подчинены защите достоинства, свободы и прав человека. Государство, в котором реализовано верховенство права, называют правовым[3]. 

В Российской Федерации верховенство права рассматривается как элемент более обширной правовой концепции правового государства.

Так, по мнению В. Д. Зорькина, «трактовка принципа верховенства права в рамках концепции правового государства в значительной мере определяется типом правопонимания, который лежит в ее основе. Отличительной чертой российской Конституции является то обстоятельство, что в ней достаточно четко сформулированы ее концептуальные основы, базирующиеся на естественно-правовом подходе к пониманию права. … Таким образом, в трактовке сторонников естественно-правовой доктрины принцип верховенства права соединяет в себе принципы приоритета прав человека и верховенства правового закона»[4].

По мнению Виноградова В.А., доктрина правового государства и верховенства права – это две концепции, выражающие функцию права по преодолению публичного и частного произвола и злоупотреблений[5].

Российская правовая традиция верховенства закона начала заменяться доктриной верховенства права. В свою очередь, верховенство права -  это самостоятельная судебная доктрина, в связи с этим ее «непродуктивно рассматривать как элемент концепции правового государства и тем боле отождествлять их. Она коренным образом отличается от системы взглядов, выражаемых юридическим понятием «верховенство закона»»[6].

Как справедливо заметил в своем докладе Гаджиев Г.А., «доктрина верховенства права имеет особую важность для судебной власти, поскольку в ней в концентрированном виде формулируются главные цели правосудия. Это целостная система юридических идей, которая не только формирует основные цели правосудия, но и содержит в себе методику действий каждого судьи, решающего конкретное дело.

Ядром идеи верховенства права в России является убеждение в том, что одной из главных опор конституционализма является самостоятельность суда как конституционный принцип. Если суд достаточно самостоятелен в отношениях с политическими органами государства, то он может заниматься судебным поиском правовых решений в конкретном деле.

Правосудие в силу верховенства права само берет в свои руки большую власть – экстрагирование права из обстоятельств конкретного спора, пользуясь априорными юридическими принципами. Применение конституционных принципов для создания новых правовых норм, т. е. правовых позиций судов – это не только средство, используемое судьями, но и главная цель правосудия. Тем самым, верховенство права в России развивается, прежде всего, как судебная доктрина, при практически пассивном участии законодателя и доктрины, то есть это не концепция, а именно судебная доктрина»[7].

 Вместе с тем, следует отметить, что  проблема сопоставления доктрин правового государства и верховенства права до недавнего времени была неисследованной, поскольку были лингвистическиетрудности и недопонимания перевода. В настоящее время стало ясно, что  эти доктрины являются различными по существу и что государство с верховенством права не является правовым государством автоматически и наоборот. То есть, несмотря на то, что терминология является схожей, однако понятие «верховенство права» («Rule of law») не всегда является синонимом понятий

«Rechtsstaat», «Estado de Direito» или «Etat de droit» (перевод с французского – «правовое государство» или используемый в Совете Европы термин: «верховенство права»). Так, например, концепция правового государства ориентируется на права человека как результат позитивации прав человека, подчеркивая роль государства, без которой права человека не могут быть признаны и защищены. Она в большей степени фокусируется на природе государства, в то время как доктрину верховенства права больше заботит онтологическая природа прав человека, их первичность в онтологической картине мира[8].

         Не является это и синонимом такого понятия на русском языке, как «верховенство закона», или термина «правовое государство»[9],  из-за допущенной лингвистической ошибки перевода. Однако этот  ошибочный термин – «верховенство закона», к сожалению, присутствует еще в некоторых концептуальных нормативных правовых актах России, например, в ст.2 закона «О прокуратуре Российской Федерации» и т. п.

Между тем российская правовая традиция верховенства закона начала уже заменяться доктриной верховенства права, несмотря на то, что в тексте Конституции РФ до настоящего времени отсутствует слово «верховенство права», а имеет место «верховенство закона» (ч.2 ст.4)[10].

В связи с этим система международных и национальных документов, закрепляющих международные правовые доктрины, нуждается в определенной  ревизии на предмет верности терминологии и выявления противоречий.

Актуальной проблемой в российской правой системе остается вопрос о признании правовой доктрины в качестве источника процессуального права РФ. В процессе дискуссии мнения юристов расходятся: 1) правовая доктрина не является источником права в юридическом смысле, однако признается источником в материальном смысле; 2) доктрина является нетрадиционным и нетипичным источником права; 3) правовая доктрина является полноценным источником права в двух основных сферах: правотворческой деятельности и правоприменении.

Между тем, следует признать, что правовая доктрина в современной России является узкоспециализированным источником права, поскольку имеет прикладное значение. Представляет собой систему теоретических и научно обоснованных положений, а также формально-юридическое закрепление как источника права - международного частного и публичного.

Таким образом, в российской правовой системе обязательная сила правовой доктрины в качестве источника права официально признается только в сфере международного частного и арбитражного права.  Между тем, не следует исключать тот факт, что одним из перспективных направлений развития правовой доктрины в нашей стране является внедрение ее элементов в правовую систему посредством реализации в правоприменительной практике - судебных решениях и процессуальных документах участников судопроизводства. Притом, что в отдельных случаях законодательство РФ прямо предписывает использовать правовую доктрину в правоприменительной деятельности (например, ст.  1191 ГК РФ, ст. 14 АПК РФ, ст. 166 СК РФ). Правовая доктрина в указанном случае используется наряду с такими источниками, как нормы законодательства и судебная практика.

Применению правовых норм к обстоятельствам конкретного спора предшествует их толкование, то есть установление заложенного смысла. В связи с этим представляется, что правовая доктрина вполне подходит для регулирования гражданских процессуальных правоотношений и возможность ее использования для обоснования правоприменительных решений. На практике это выражается в цитировании трудов ученых-процессуалистов в текстах юридических документов, а также при формировании правовых конструкций, дефиниций норм, которыми пользуются суды. В мотивировочных частях судебных актов нередко можно встретить ссылки на правовую доктрину. Как правило, суды делают ссылку в своих решениях на доктринальные источники для усиления эффекта обосновываемой правовой позиции. Иными словами к доктрине обращаются, когда возникает неясность в содержании той или иной нормы права и восполнении пробелов в правовом регулировании, когда отсутствует применимый судебный прецедент.

Например, при вынесении  решения Калининградский областной суд от 21.08.2008 № 3-36-08  сослался на российскую правовую доктрину, в котором указал, что «российская правовая доктрина признает в качестве общего правила действия закона во времени положение, согласно которому закон обратной силы не имеет. Для придания закону обратной силы необходимо специальное указание в самом законе или в вводном законе».

При этом также допускается еще одна форма реализации правовой доктрины в правоприменительной деятельности – это судебное усмотрение, причем только в приделах закона.

Таким образом, суды используют правовую доктрину для раскрытия содержания тех или иных понятий, о которых в законе ничего не сказано и также для подкрепления своих решений ссылками на нее для придания им большего веса.

Вместе с тем, наиболее актуальной проблемой  использования такого источника права, как доктрина, является проблема доступности права и  правовой определенности. Безусловно, если в случае с законодательством этот принцип реализовать относительно просто, поскольку неопубликованные законы не действуют, то в случае с правовой доктриной обеспечить правовую определенность вряд ли возможно.

Свобода договора, возможность заключать договоры, не предусмотренные законодательством, в сочетании с либеральным принципом «что не запрещено законом, то дозволено» также способны поставить под сомнение оправданность использования тех или иных правовых доктрин, в частности, например доктрины «добрых нравов и публичного порядка»[11].

Кроме того имеет место консервативность правовой доктрины в ходе изменения правовых доктрин, несмотря на сложность и длительность данного процесса. Данная консервативность допускает возможность их изменений и путем законодательного вмешательства и урегулирования соответствующих отношений, и посредством изменения подхода судей к интерпретации той или иной правовой доктрины в соответствии с современными общественными реалиями.

Определенную сложность в плане исследования правовой доктрины представляет ее связь как источника с судом и судебным усмотрением. Несмотря на объективное существование судебной практики, иногда и закона, и научных сочинений по вопросам доктрины, суд каждый раз должен принимать в расчет все имеющиеся обстоятельства и определять заново, каково содержание доктрины, соответствует ли это содержание современным реалиям, применимо ли оно к спорным отношениям и если да, то в какой степени[12].

Например, правовая доктрина «правила справедливой игры», предполагает справедливую процедуру всегда, которая ведет к справедливому результату, какой бы она ни была. Из этой доктрины исходили разработчики, когда включали ст. 6 в Конвенцию.

Таким образом, и в свою очередь, соотношение доктрин и применение их составных частей на практике можно проследить на примере международного принципа справедливого судебного разбирательства. Этот принцип закреплен и подчеркивается во многих международных правовых документах, в частности, как отмечалось выше, требование справедливого судебного разбирательства закреплено в статье 6 Конвенции «О защите прав человека и основных свобод». Согласно данному положению «каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона».

Во многих отношениях Европейский суд по правам человека усовершенствовал право на справедливое судебное разбирательство, установив в качестве косвенных требований «справедливого разбирательства» ряд гарантий или условий, которые прямо не указаны в Конвенции. Одним из таких обязательств является обязанность судов давать обоснования своим решениям[13]. В частности, по делу «Хаджианастасиу против Греции» было дано толкование ч. 1 ст. 6 Конвенции, согласно которому Суды должны «указать с достаточной ясностью основания, на которых базируется их решение»[14].

Первым к нормам Европейской Конвенции и практике Европейского суда по правам человека обратился Конституционный Суд РФ, впоследствии на нее начали ссылаться высшие суды Российской Федерации, и затем уже нижестоящие суды.

Однако, в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» и от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении» не дано четкого определения статуса решений Европейского суда и не объясняется, что имеется в виду под «учетом»  его решений. В связи с этим, практика нижестоящих судов показывает отсутствие единого подхода к использованию решений ЕСПЧ при вынесении решения по конкретному делу.

Между тем, Председатель Конституционного Суда Российской Федерации В. Д. Зорькин справедливо указал, что «национальные суды, как это следует из статей 15 и 120 Конституции, принимают толкование Конвенции Европейским Судом как обязательное и следуют ему при обосновании своего решения, допуская при этом, что Конституционный Суд может согласиться с таким толкованием только в том случае, если оно не противоречит Конституции как правовому акту высшей юридической силы», поскольку «для Конституционного Суда такой подход означает трактовку правовой позиции ЕСПЧ как элемента судебной правовой доктрины, которую Конституционный Суд обязан учитывать при толковании и применении Конвенции в контексте российской Конституции с учетом ее верховенства в системе нормативных актов, составной частью которых является Конвенция как международный договор Российской Федерации»[15].

Вместе с тем, согласно Конституции РФ, понятию справедливого судебного разбирательства придается гораздо меньшее значение, чем в большинстве государств с верховенством права. Однако в России, согласно доктрине правового государства основывающейся на верховенстве Конституции, применение принципа справедливости судебного разбирательства возможно непосредственно в силу Основного Закона.

Как справедливо отметил Гаджиев Г.А., доктрина верховенства права имеет особую важность для судебной власти, поскольку в ней в концентрированном виде формулируются главные цели правосудия. Это целостная система юридических идей, которая не только формирует основные цели правосудия, но и содержит в себе методику действий каждого судьи, решающего конкретное дело. Таким образом, при рассмотрении любого будь то гражданское, арбитражное, административное или уголовное дело, доктрина верховенства права, прежде всего, должна настраивать судью на поиск не формально верного, а справедливого решения, поскольку ее частью является право на справедливый суд. Тем самым именно доктрина верховенства права является своеобразной новой концепцией правоприменения, поскольку, применяя текст нормы закона, суды и другие правоприменители иногда создают совершенно иные, противоречащие замыслу законодателя нормы. Часто одна и та же юридическая норма получает разную интерпретацию в разных судах страны. Иными словами, можно сказать, что рядом со здоровой юридической нормой вырастает некая «опухоль», которую в силу своей функции Конституционный Суд должен устранять, и дать ей единообразное толкование для правоприменителя[16].

В связи с этим, принцип «живой» Конституции, непрерывной правовой реформы предполагает постоянную сверку действительности с эталонными правовыми принципами, закрепленными, прежде всего, в российской Конституции и вытекающими из общеправовых идей и начал справедливости, равенства и т.п.

Несмотря на то, что справедливое судебное разбирательство - всемирный принцип, принимаемый всеми современными правовыми системами, в зависимости от того, к какой доктрине ближе правовая система конкретного государства, меняются механизмы его реализации.

Разъяснения по толкованию или применению норм Конвенции в нашей стране встречаются в делах, касающихся обеспечения реализации права на справедливое судебное разбирательство в части соблюдения разумных сроков рассмотрения уголовных и гражданских дел; в делах о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц в части соблюдения права свободно выражать свое мнение. Однако и здесь нет указаний на конкретные решения Европейского суда.

Таким образом, правовые позиции Европейского Суда, под которыми можно понимать общеобязательное толкование положений Конвенции, содержащееся в правоприменительных актах Суда, обязательны для российских правоприменителей, том числе судов.  Однако по настоящее время остается важной проблемой недостаточность, а зачастую и полное отсутствие практики обращения национальных судов к правовым позициям Европейского Суда.

Выявленные вышеуказанные проблемы правовой доктрины являются актуальными, в связи с чем позволяют прийти к выводу, что, несмотря на то, что правовая доктрина в современном российском правопорядке не является источником гражданского процессуального права,  доктринальные положения находят свое применение в процессе разрешения конкретных юридических дел. Тем самым, ее можно признать узкоспециализированным источником права, поскольку она используется при толковании правовых норм, установлении их содержания и восполнении пробелов в правовом регулировании. В связи с этим представляется, что правовая доктрина вполне подходит для регулирования гражданских процессуальных правоотношений и возможность ее использования для обоснования правоприменительных решений.

Закрепление правовой доктрины в Российском законодательстве позволит решить множество проблем: отсутствие единообразия правоприменительной и судебной практики, отсутствие единого мнения ученых и практикующих юристов.

 Применительно к принципу справедливости судебного разбирательства,  нужно отметить, что в правовом государстве необходимо постоянное отслеживание неуклонного соблюдения этого принципа в рамках правовой реформы. Ярким примером, подтверждающим эти тезисы, является реализация данного принципа в контексте научного обеспечения доказательств в судах.

Список использованных источников:

1. Виноградов В.А. Правовое государство и верховенство права: доктрины, конкуренция юрисдикций, обеспечение правовой свободы. Позиции Конституционного Суда РФ в отношении правового государства.//Доктрины Правового Государства и Верховенства Права в современном мире: сборник статей. - М.: Юстицинформ, ЛУМ, 2013. - С. 373.

2. Гаджиев Г.А., Российская судебная доктрина верховенства права: двадцать лет спустя.//Доктрины Правового Государства и Верховенства Права в современном мире / Сборник статей.Ответственные редакторы: В.Д. Зорькин, П.Д. Баренбойм – М.: Юстицинформ, ЛУМ,  2013. – С. 221- 229.

3. Желонкин С.С., Особенности юридической доктрины как источника права и условия ее применения (на примере доктрины добрых нравов и публичного порядка). //Юридическая наука и правоохранительная  практика. -2012. - № 3. - С. 22 – 26.

4. Желонкин С.С. Недействительность антисоциальных сделок. М.: Инф-ра-М, 2012. – С.159.

5. Зорькин В. Д. Конституционно-правовое развитие России. М., 2011. - С. 53.

6. Зорькин, В. Д.: «Европейский   Суд  не учитывает историческую, культурную, социальную ситуацию в России»//интернет-портал «Право.ру»/ URL: https://pravo.ru/news/view/42643/

7. Лукайдес Л.Г., Справедливое судебное разбирательство. Комментарий к п.1 ст.6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.// «Российская юстиция», № 2, февраль 2004 г.  - URL: https://www.lawmix.ru/jude/3674.

8. Мучник А. Г., Философия достоинства, свободы и прав человека. К.: Парламентское изд-во, 2009.

9. Верховенство закона и правосудие на переходном этапе в обществах в состоянии конфликта и постконфликтных обществах. Доклад генерального секретаря, Doc. S/2004/616, 23 августа 2004 года, п.6

10. Европейская комиссия за демократию через право (Венецианская комиссия). Доклад о верховенстве права, утвержденный Венецианской комиссией на  86-й пленарной сессии (Венеция, 25-26 марта 2011 года) Страсбург, 4 апреля 2011 года, исследование № 512 / 2009, CDL-AD(2011)003rev

11.  Hiroshi Oda, “The Emergence of Pravovoe Gosudarstvo (Rechtsstaat) in Russia” 25 Review of Central and East European Law 1999 No. 3, - С.373.

12. Постановление Европейского Суда по делу «Хаджианастасиу против Греции», Серия А, N 252 (1992); 16 EHRR 219, параграф 33. - Доступ из справ.- правовой системы «Гарант.ру». URL:http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/67273/.

[1] Верховенство закона и правосудие на переходном этапе в обществах в состоянии конфликта и постконфликтных обществах. Доклад генерального секретаря, Doc. S/2004/616, 23 августа 2004 года, п.6

[2] Европейская комиссия за демократию через право (Венецианская комиссия). Доклад о верховенстве права, утвержденный Венецианской комиссией на  86-й пленарной сессии (Венеция, 25-26 марта 2011 года) Страсбург, 4 апреля 2011 года, исследование № 512 / 2009, CDL-AD(2011)003rev

[3] Мучник, А. Г., Философия достоинства, свободы и прав человека. К.: Парламентское изд-во, 2009.

[4] Зорькин, В. Д. Конституционно-правовое развитие России. М., 2011. - С. 53.

[5] Виноградов В.А. Виноградов В.А. Правовое государство и верховенство права: доктрины, конкуренция юрисдикций, обеспечение правовой свободы. Позиции Конституционного Суда РФ в отношении правового государства.//Доктрины Правового Государства и Верховенства Права в современном мире: сборник статей. - М.: Юстицинформ, ЛУМ, 2013. - С. 373.

[6] Гаджиев, Г.А.. Российская судебная доктрина верховенства права: двадцать лет спустя.//ДоктриныПравового Государства и Верховенства Права в современном мире / Сборник статей. Ответственныередакторы: В.Д. Зорькин, П.Д. Баренбойм – М.: Юстицинформ, ЛУМ, 2013. – С. 225

[7] Указ. соч. Гаджиев, Г.А., с.220-221, 226-228

[8] Указ. соч. Гаджиев, Г.А., с.225

[9]  Hiroshi Oda, “The Emergence of Pravovoe Gosudarstvo (Rechtsstaat) in Russia” 25 Review of Central and East European Law 1999 No. 3, - С.373.

[10] Указ.соч. Гаджиев, Г.А., с. 221

[11]Желонкин, С.С., Особенности юридической доктрины как источника права и условия ее применения (на примере доктрины добрых нравов и публичного порядка).//Юридическая наука и правоохранительная  практика. -2012. - № 3. - С. 22 - 26.

[12] Желонкин, С.С. Недействительность антисоциальных сделок. М.: Инф-ра-М, 2012. 159 с.

[13] Лукайдес, Л.Г., Справедливое судебное разбирательство. Комментарий к п.1 ст.6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.// «Российская юстиция», № 2, февраль 2004 г.  - URL: https://www.lawmix.ru/jude/3674.

[14] Постановление Европейского Суда по делу «Хаджианастасиу против Греции», Серия А, N 252 (1992); 16 EHRR 219, параграф 33. - Доступ из справ.- правовой системы «Гарант.ру». URL:http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/67273/.

[15] Зорькин, В. Д.: «Европейский   Суд  не учитывает историческую, культурную, социальную ситуацию в России»//интернет-портал «Право.ру» https://pravo.ru/news/view/42643/

[16] Указ.соч. Гаджиев, Г.А., с.229