Частная собственность и гражданское общество

Грудцына Л.Ю., д.ю.н., профессор, член-корреспондент РАЕН, профессор Финансового университета при Правительстве РФ, почетный адвокат России

Об экономической необходимости, «всегда прокладывающей себе путь»,[1] писали К. Маркс и Ф. Энгельс: «Политическое, правовое, философское, религиозное, литературное, художественное и т.д. развитие основано на экономическом развитии. Но все они также оказывают влияние друг на друга и на экономическую основу.[2] Как пишет Г. Клаус, «мы хотим не только понимать общественные системы, но и владеть ими. Владеть, однако, не значит знать все причинные связи системы. При известных обстоятельствах достаточно уже знать закономерности ее поведения».[3]

Возьмем эту мысль на вооружение. В.А. Энгельгардт полагал, что можно говорить о трех моментах, характеризующих взаимоотношения целого и части. Во-первых, это – возникновение взаимодействующей системы связей между частями целого. Во-вторых, утрата некоторых свойств части при вхождении в  состав целого. В-третьих, появление у возникающей новой целостности новых свойств, обусловленных как свойствами основных частей, так и возникновением новых систем связей между частями. К этому нужно добавить еще упорядоченность частей, обусловленность их пространственного и функционального взаимоотношения.[4]

По мере возрастания целостности увеличивается и относительная независимость организма от среды, что связано с возникновением механизмов, позволяющих восстанавливать нарушение функций, вызванное изменениями в среде, сохранять в пределах нормы определенные, присущие организму параметры.[5]

Понятие «обратной связи», такое простое и естественное в некоторых элементарных случаях, становится искусственным и малополезным, когда взаимосвязь частей становится более сложной. … если число частей возрастает хотя бы до четырех и каждая часть воздействует на три остальные части, то через них можно провести двадцать замкнутых петель, однако знание свойств всех этих двадцати петель ее не дает полной информации о системе. Такие сложные системы не могут рассматриваться как переплетающееся множество более или менее независимых петель обратной связи – их можно рассматривать лишь как целое.[6]

Возникновение гражданского общества связано с развитием частной собственности, которая стала стимулом для твор­ческой активности человека, его заинтересованности в развитии про­изводства, основой возникновения среднего класса.[7] Отсюда в идеале гражданское общество - это свободное, плюралисти­ческое рыночное общество, где нет места режиму личной власти, то­талитаризму, насилию над людьми, где уважают закон и мораль, принципы гуманизма и справедливости, где центральное место занимает человек, гражданин, личность.

Одним из основополагающих принципов рыночной экономики является возможность владеть частной собственностью. Собственность представляет собой право свободно, т.е. в соответствии с самостоятельным решением, распоряжаться экономическими благами и пользоваться экономическими правами. Собственность лежит в основе всей экономической системы и определяет цель производства, характер распределения, обмена и размер потребления. В рыночной экономике к частной собственности относятся не только владение домашним хозяйством и жильем, но также и земельной собственностью, владение деньгами во всех формах, владение средствами производства.

Что именно представляет собой гражданское общество и какова его роль в развитии института частной собственности? Ведь это отнюдь не то, что формально выходит за пределы государственных структур. Если, скажем, наблюдается огосударствление общественных институтов, то  граница, разделяющая общество и государство, становится аморфной и в той или иной мере смещается в сферу государственной власти (по Гегелю: власти как «неизбежной необходимости» существования гражданского общества), формируя в ней псевдообщественные институты. Примером таких институтов может служить КПСС и советская номенклатура, где в действительности и формировались интересы, на основе которых строился и функционировал государственный аппарат и само государство. Такого рода политический конгломерат появляется всякий раз, когда из-за волевых действий власти, осуществляемых на фоне слабости демократических институтов, естественные границы гражданского общества смещаются, а развитие самих институтов оказывается заторможенным. В современной России это можно наблюдать на примере нынешней партии власти – Единой России, основу которой составляет все та же номенклатура, но теперь уже нового вида. В данном случае повторяется не история, в действительности сегодня мы можем предметно и в динамике наблюдать еще один пример проявления объективных взаимозависимостей, в которых находятся гражданское общество и государство.

Однако это объективно складывающееся положение дел тщательно камуфлируется властью, которая инициирует и создает типовые структуры конституционной модели гражданского общества «сверху», а не «снизу», как это  можно видеть в классических образцах, сформулированных в научных трудах и реализованных на практике в развитых европейских странах. Но с учетом того, что в силу могущества нынешней властной вертикали и слабости этого формируемого искусственно гражданского общества его объективный потенциал в значительной мере перемещается в сферу государства и жестко контролируемых им областей государственного управления. Как раз в силу этого искусственно создаваемые государством формально нормальные конституционные институты гражданского общества оказываются изначально обескровленными и весьма пассивными (вялыми), что можно наблюдать в низкой политической активной и политической самодеятельности подавляющей части населения страны. То, что слишком активно власть или подавляет или эффективно регулирует, а то, что пассивно, она поддерживает, возмещая необходимую для демократической страны инициативу граждан инициативами самой власти, в пользу ее основной партии и вырастающих вокруг нее формально неформальных структур и движений, которые повсеместно именуют прокремлевскими.

По мнению К. Маркса, семья и гражданское общество сами себя превращают в государство. Именно они являются движущей силой.[8] По Гегелю же, напротив, они порождены действительной идеей. Их объединение в государство не есть результат их собственного жизненного процесса; наоборот, это идея в своем жизненном процессе отделила их от себя.

Скорее следует согласиться (но не во всем) с К. Марксом, нежели с идеализмом Гегеля, выдвинувшим как константу и непреложную истину «действительную идею».[9] Рассуждения К. Маркса менее абстрактны, а потому более объяснимы, в том числе – с позиций исторического развития.  

Фактом является то, что государство возникает из множества самых разных индивидов, существующего в виде членов семей и членов гражданского общества. Но возникнув и укрепившись исторически, государства в мире становятся сильными субъектами, управляющими проживающим на территории государства населением, регулирующими множество общественных, социально-экономических процессов, происходящих в государстве. Теперь можно признать следующее: государство является необходимым фактором создания и самого факта существования гражданского общества. Если не будет силы и государственной воли (принуждения) в определенных вопросах общественной жизни – все скатится к беспорядкам и хаосу. Не в последнюю очередь это касается гражданского общества, саморегулируемой системы, нуждающейся в постоянном контроле со стороны государства.

Все это лишь демонстрирует всю ту же объективную взаимосвязь государства и гражданского общества (в котором государство, безусловно, доминирует) применительно к особым примерам. Воистину гражданское общество и государство представляют собой единство и борьбу противоположностей. «В гражданском обществе каждый для себя - цель, - отмечал Георг Вильгельм Фридрих Гегель, - все остальное для него ничто».[10] Или: «Гражданское общество является ареной борьбы частных индивидуальных интересов, войны всех против всех».[11] И как раз эта-то война, которая сама является следствием социального единства и вытекающих из него ограничений, рождает необходимость мощного интегрирующего начала, коим и является государство.

Позже эти идеи развил Карл Маркс: «Там, где политическое государство достигло своей действительно развитой формы, человек не только в мыслях, в сознании, но и в действительности, в жизни, ведет двойную жизнь: жизнь в политической общности, в которой он признает себя общественным существом, и жизнь в гражданском обществе, в котором он действует как частное лицо, рассматривает других людей как средство, низводит себя самого до роли средства и становится игрушкой чуждых сил».[12]

Здесь речь идет, в том числе, о самоидентификации, кризисе идентичности индивида: на Западе кризис идентичности стал следствием процесса индивидуализации (вторая половина XX века), в России – следствием глубокого общесоциального и политического кризиса (1990-е гг.). Похожий кризис начинает назревать и сегодня. Политические события последних месяцев (выборы в Государственную Думу шестого созыва, честность которых поставлена под сомнение оппозиционными силами и некоторыми политическими партиями), на наш взгляд, ведут к неизбежному системному общесоциальному кризису, кризису идентичности индивида в России. Опасность и, увы, видимо, неизбежность ситуации состоит  в том, что придется идти не эволюционным путем, а уже ставшим для России по-настоящему исторически родным революционным путем.

Нельзя в принципе установить четкого различия между членом гражданского общества и гражданином государства. Почти каждый гражданин государства является одновременно членом семьи, частью гражданского общества и так или иначе участвует в политической жизни общества, сталкивается с государством в лице органов государственной власти. Гражданское общество рассматривается Гегелем как сфера понятия государства, и именно как сфера его конечности. Как указывал К. Маркс (правда, в своих ранних произведениях), государство выступает для гражданского общества как его «внешняя необходимость».[13] Жизнь гражданского общества немыслима без государства, опосредованно или прямо устанавливающего рамки формирования и развития общественной жизни. Именно это и задает предпосылки не двойственности, но двуединства индивида – как члена гражданского общества и как гражданина государства.

Напротив, К. Маркс акцентирует внимание именно на двойственности: «как член государства, то есть как гражданин, человек воспринимает себя родовым существом. Как лицо частное он принадлежит уже гражданскому обществу - этой «сфере эгоизма, где царит bellum omnium contra omnes.[14] Ее сущность выражает уже не общность, а различие».[15]

Это различие лежит в основе конфликта между государством и предпосылками его возникновения - материальными, как частная собственность, или духовными, как образование, искусство, религия. Есть здесь и другой конфликт, являющийся предметом исследования, главным образом, социологии и политологии, - кризис самоидентификации, возникший в результате изменения социокультурных условий существования и окружающей социальной среды[16] (как правило, изменений негативных, например, экономических, политических, и как следствие, - социальных кризисов). В обществе, где нормы составляющих его групп взаимно не согласуются, любому человеку трудно интегрировать свои различные «Я-образы» в единое целое. Когда различия слишком велики, человек может страдать от внутренних конфликтов.[17]

Частная собственность имеет функции повышения благосостояния, обеспеченности, свободы и независимости, повышает экономическую защищенность, дает возможность распоряжаться имуществом, увеличивает свободу действий владельца. Стимулирует повышение производительности, так как заинтересованность собственников в том, чтобы сохранить и приумножить собственность побуждает их к тому, чтобы бережно относится к ней, рационально ее использовать, таким образом, способствуя сохранению и приумножению экономических ценностей, обеспечивает конкуренцию и прогресс общества.

Для иллюстрации необходимо прибегнуть к парсоновскому пониманию[18] отношений между индивидом и обществом, об «индивидуальном действии» и «социальной системе». Данное отношение описывается с помощью метафоры взаимного проникновения, которая дает понятный образ того, насколько далеко разошлись эти две точки зрения на человека.[19]

В подобном мыслительном построении овеществление находит свое выражение не только в понятии социальной системы как своего рода идеального образа нации, но и в идеальном образе «Эго» как действующего человека, свободного и независимого от всех прочих индивидов. В обоих случаях у этих теоретиков идеальный образ незаметно преображается в факт, в нечто действительно существующее. В образе индивида отражается определенная система верований, диктующая, каким должен быть человек. Этот образ абсолютно независимого, свободно принимающего решения индивида в подобного рода теоретической рефлексии предстает как фактическое положение дел.[20]

Устранение интегрирующего государственного начала, противостоящего индивидуализму субъектов гражданского общества,  превращает гражданское общество в ничем не связанную совокупность индивидов, что способно привести к воцарению анархии.[21] Здесь не будет ни государства, ни гражданского общества. История дает множество примеров, когда из-за ослабления или гибели государства общество погружалось в анархию и смуту со всеми сопутствующими им бедствиями и кровопролитиями. Достаточно вспомнить Россию конца XVI - начала XVII века. Самая яркая иллюстрация из новейшей отечественной истории - перестройка и реформы, которые привели к крушению Советского Союза.

Кстати говоря, современное российское государство вряд ли можно назвать сильным. Его социалистический предшественник был не в пример мощнее. Слабости нового российского государства сопутствует аморфность гражданского общества и процесса его формирования. Само же гражданское общество в существенной мере замещается его политическим суррогатом, формирующимся новой номенклатурой в форме создаваемых ею политических псевдообщественных организациях. Вместе с тем, политические события 4-7 декабря 2012 г. (выборы в Государственную Дума шестого созыва и последовавшие за объявлением результатов выступления оппозиции и несогласных на Триумфальной площади Москвы 6, 10 и 24 декабря, а также массовые протестные выступления в других регионах страны) заставляют задуматься о возможных позитивных тенденциях и постепенной замене «политического суррогата» и псевдообщественных институтов полноценными институтами гражданского общества. Скорее всего, синдром «Триумфальной площади» в России может стать длящимся, что несомненно усилит процесс консолидации гражданского общества.

Термин «гражданское общество» употребляется в трех основных значениях.[22] В первом случае гражданское (civil), цивильное (самоорганизованное) общест­во противопоставляется нецивилизованному, варварскому обществу. Во втором случае имеется в виду феномен античного полиса - граж­данская община. Наконец, в третьем гражданское общество тракту­ется как буржуазное общество, в котором сфера частных дел и интересов освобождается от прямого воздействия государственно-властных институтов, становится автономной, непосредственно не зависящей от государства сферой жизнедеятельности людей.[23]

Некоторые исследователи феномена гражданского общества выдвигают в качестве наиболее общих идей и принципов любого гражданского общества, во-первых, экономическую свободу, много­образие форм собственности и рыночные отношения, во-вторых, без­условное признание и защиту естественных прав человека и гражда­нина, предполагающее равенство всех перед законом, в-третьих, на­личие правового государства, основанного на принципе разделения и взаимодействия властей и невмешательства государства в частную жизнь.

Государство «необходимости и рассудка» имеет своей предпосылкой существование эгоистичных автономных индивидов, не имеющих традиций и находящихся в злобно недоверчивых отношениях друг к другу. Но даже в США формирование политической воли достигалось, скорее, на основе морального признания, чем рационального договора.[24]

Ю. Хабермас видит следующий выход в интерсубъективном понимании процедуры народного суверенитета: место частноправовой модели договора между субъектами рынка занимает совещательная практика участников коммуникативного процесса. Формирование общественного мнения и политической воли осуществляется не только в форме компромиссов, но и по модели публичных дискурсов, нацеленных на рациональную приемлемость правил в свете общих интересов и ценностных ориентаций.

Дж. Ролз оказывается не способен последовательно придерживаться того определения, что «полностью» автономные граждане представлены партиями, у которых такая автономия отсутствует. По условию, граждане выступают как моральные личности, обладающие чувством справедливости и способностью иметь собственную концепцию блага, а также заинтересованные в том, чтобы разумно развивать эти задатки. В исходном положении, согласно его объективно разумной схематике, партии лишаются как раз этих разумных качеств моральных личностей.[25]

Уже в последних главах своей «Теории справедливости» Дж. Ролз исследовал вопрос о том, в состоянии ли устроенное по принципам справедливости общество стабилизироваться самостоятельно, может ли оно, например, своими силами обеспечить необходимые дня его функционирования мотивы, правильно осуществив политическую социализацию своих граждан.[26] Ошибочная аналогия не причинила бы дальнейшего вреда, если бы она не представляла в ложном свете перекрывающий консенсус, который должны найти принципы справедливости.

По развитию социального государства также можно видеть, что границы между частной и публичной автономией граждан подвижны и что установление таких границ должно зависеть от формирования политической воли граждан, если уж последние имеют возможность отстаивать «честную ценность» своих субъективных свобод перед законодательными и судебными инстанциями. Теория справедливости сможет скорее принять в расчет это обстоятельство, если предпримет отграничение сферы «политического» в другом, лишь вскользь упоминаемом Дж. Ролзом аспекте - в аспекте правового регулирования.

В конечном счете, оно представляет собой средство положительного и принудительного права, которым легитимно регулируется совместная жизнь членов того или иного политического сообщества. В этом случае основной вопрос гласит: какие права должны будут взаимно уступить друг другу свободные и равные личности, если они захотят, чтобы их совместная жизнь регулировалась средствами положительного и принудительного права?

Согласно определению, которое дает И. Кант, принудительное право распространяется только на внешние отношения между отдельными лицами и адресовано свободе индивидуальной воли субъектов, которым достаточно ориентироваться лишь на те или иные собственные концепции блага. Поэтому современное право конституирует статус правового субъекта посредством субъективных свобод в отношении действия, которые можно отстаивать и использовать в соответствии с теми или иными собственными предпочтениями. Но поскольку должна существовать возможность соблюдать легитимный правопорядок и по моральным соображениям, легитимный статус частного субъекта права определяется правом на равную субъективную свободу действия.

Определяющим моментом становления гражданского общества является социальная ответственность. Ее роль заключается в том, что ответственность как социальный феномен определяет пределы допустимой деятельности отдельных индивидов, групп, организаций в обществе. Это особенно важно в российских условиях, где крайне сложно проходит процесс разграничения общественного, государственного и личного.

Более того, ни о какой социальной ответственности населения в России сегодня говорить не приходится. Во многом это объясняется отсутствием социальной защищенности самого населения, кризисом самоидентификации среднего и низшего класса, отсутствием четкой и понятной стратификации общества, невозможностью государства реализовывать гарантированные законодательством (Конституцией России – в первую очередь) социальные права и свободы человека и гражданина, что вызывает встречную негативную реакцию населения по отношению к власти, порождая правовой нигилизм и безразличие к происходящему в стране.

В известной мере можно говорить и о том, что единого народа-нации в современной России пока еще нет, а значит, не существует и полноценного источника государственной власти. На фоне этого формируются предпосылки произвольного толкования властью воли народа, в том числе в ходе выборов.

Если нет основы народа – гражданского общества, а то, что есть либо крайне слабо и неразвито, либо искусственно сформировано государством, то и о правовой государственности также говорить пока преждевременно. Наличие множества быстро меняющихся законов – это отнюдь не наличие подлинного права, которое имеет куда более глубокие социальные и политические основания, чем однобокая и чаще всего неуклюжая в плане законодательного выражения общезначимых социальных интересов деятельность российских органов представительной власти, формируемых на основе весьма далекого от демократических образцов избирательного законодательства.

Если обратиться к лозунгам и политическим декларациям, в которых так или иначе эта тема затрагивается, то понятия «народ» и «гражданское общество» в России, к сожалению, рассматриваются как независящие друг от друга и не взаимосвязанные. Более того, народ политиками рассматривается исключительно как электорат, интересующих их только накануне выборов. И это опять же следствие крайней слабости подлинного гражданского общества, имеющего политическое выражение в народе.

В целом, власть, оперируя понятиями «народ» и «гражданское общество», либо не стремиться разобраться в их сути, запутываясь и запутывая окружающих, либо, что тоже весьма вероятно в какой-то мере намеренно манипулирует ими, в том числе, и в политической практике.  

Еще Гегель отмечал, что в тех случаях, когда образуется пропасть между несметными богатствами на одном полюсе общества и нищетой - на другом, жизнь многих людей оказывается ниже необходимого уровня существования. Это, в свою очередь, ведет к утрате ощущения возможности обеспечивать свое существование собственным трудом и порождает паразитизм и социальное иждивенчество.[27]

Рост обнищания и люмпенизации вызывает у многих людей внутреннее озлобление, направленное не только против богатых, но и против общества в целом, против правительства, чиновников, политиков и т.д. Все это, как правило, ведет к росту противоправных настроений и действий, конечно, не способствуя развитию правосознания, гражданского общества и священного права частной собственности.

 

Библиографический список:

1.      Афанасьев В.Г. Мир живого. Системность, эволюция и управление. Изд. 2-е. – М.: Издательств ЛКИ  2010. – С. 158.

2.      Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 234.

3.      Грудцына Л.Ю. Частная собственность и гражданское общество в России // Адвокат. 2009. № 8.

4.      Дзодзиев В. Проблема становления демократического государства в России. М., 1996. С. 162-165.

5.      Клаус Г. Кибернетика и общество / Пер. с нем. – М.: Прогресс, 1967. - С. 99.

6.      Марков Б.В. Предисловие к книге Юргена Хабермаса «Вовлечение другого. Очерки политической теории». / Пер. с нем. Ю.С. Медведева. – СПб.: Наука, 2001.

7.      Маркс К. К еврейскому вопросу // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 390 - 391.

8.      Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический Проект, 2010. - С. 56.

9.      Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. – Госполитиздат, 1953. – С. 470.

10.  Орлова О.В. Гражданское общество и личность: политико-правовые аспекты. – М., 2005. – С. 4.

11.  Парсонс Т. Система современных обществ / Под ред. М.С. Ковалевой. Пер. с англ. Л.А.  Седова и А.Д. Ковалева. — М.: Аспект Пресс, 1998. – 270 с.

12.  Поздняков Э.А. Российское гражданское общество. Иллюзии и реальность // Политический класс. 2006. № 22. – С. 6-7.

13.  Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории». / Пер. с нем. Ю.С. Медведева. – СПб.: Наука, 2001.

14.  Шибутани Т. Социальная психология. - М.: Прогресс. 1969. С. 203.

15.  Элиас Н. О процессе цивилизации. В 2-х томах. Том 1. – С. 39.

16.  Энгельгардт В.А. Интегратизм – путь от простого к сложному в познании явлений жизни // Вопросы философии. 1970. № 11. С. 108.

17.  Эшби У.Р. Введение в кибернетику: Пер. с англ. / Под ред. В.А. Успенского. Изд. 4-е. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. - С. 83-84.

18.  Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. 1995. № 3-4. С. 159-181.

 

[1] Цит. по:  Клаус Г. Кибернетика и общество / Пер. с нем. – М.: Прогресс, 1967. - С. 99.

[2] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. – Госполитиздат, 1953. – С. 470.

[3] См.:  Клаус Г. Кибернетика и общество / Пер. с нем. – М.: Прогресс, 1967. - С. 128.

[4] См.: Энгельгардт В.А. Интегратизм – путь от простого к сложному в познании явлений жизни // Вопросы философии. 1970. № 11. С. 108.

[5] См.: Афанасьев В.Г. Мир живого. Системность, эволюция и управление. Изд. 2-е. – М.: Издательств ЛКИ  2010. – С. 158.

[6] См.: Эшби У.Р. Введение в кибернетику: Пер. с англ. / Под ред. В.А. Успенского. Изд. 4-е. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. - С. 83-84.

[7] Подробнее см.: Грудцына Л.Ю. Частная собственность и гражданское общество в России // Адвокат. 2009. № 8.

[8] См.: Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический Проект, 2010. - С. 56.

[9] См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 225.

[10] См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 228. Об этом также писал Платон.

[11] См.: Там же. С. 330. Гегель здесь использует известную характеристику Томасом Гоббсом естественного состояния, которое, по его определению, есть «война всех против всех».

[12] См.: Маркс К. К еврейскому вопросу // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 390 - 391.

[13] См.: Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. – М.: Академический Проект, 2010. - С. 52-53.

[14] «Война всех против всех» (лат.).

[15] См.: Маркс К. К еврейскому вопросу. С. 392.

[16] См., напр.: Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. 1995. № 3-4. С. 159-181.

[17] См.: Шибутани Т. Социальная психология. - М.: Прогресс. 1969. С. 203.

[18] Талкотт Парсонс иной раз прибегает к старой метафоре black box для иллюстрации своего образа личности — он трактует его как закрытый черный ящик, «внутри» которого разыгрываются некие индивидуальные процессы. Метафора берется из инструментария психологии. По существу, она говорит нам о том, что научным образом мы способны наблюдать только поведение.

[19] См.: Парсонс Т. Система современных обществ / Под ред. М.С. Ковалевой. Пер. с англ. Л.А.  Седова и А.Д. Ковалева. — М.: Аспект Пресс, 1998. – 270 с.

[20] См.: Элиас Н. О процессе цивилизации. В 2-х томах. Том 1. – С. 39.

[21] См.: Поздняков Э.А. Российское гражданское общество. Иллюзии и реальность // Политический класс. 2006. № 22. – С. 6-7.

[22] См.: Дзодзиев В. Проблема становления демократического государства в России. М., 1996. С. 162-165.

[23] См.: Орлова О.В. Гражданское общество и личность: политико-правовые аспекты. – М., 2005. – С. 4.

[24] См.: Марков Б.В. Предисловие к книге Юргена Хабермаса «Вовлечение другого. Очерки политической теории». / Пер. с нем. Ю.С. Медведева. – СПб.: Наука, 2001.

[25] См.: Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории». / Пер. с нем. Ю.С. Медведева. – СПб.: Наука, 2001.

[26] См.: Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории». / Пер. с нем. Ю.С. Медведева. – СПб.: Наука, 2001.

[27] См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 234.